себя. Меч, словно сам собой, прыгнул в руку, лезвие замерцало огненными сполохами.
– Прочь с дороги, морок! Рассейся, во имя Всевышнего!
Красотка расхохоталась неожиданно хрипло, оскалив острые клыки. Топнула изящной ножкой, поднимая клубы песчаной пыли. Пошевелила пальцами, и пыльный вихрь собрался в тонкий сверкающий жгут твёрже и острее закалённой стали. Однако путник не зря готовился к испытанию. Не успела песчаная плеть взвиться в убийственном танце, как меч просвистел в воздухе, и прекрасная женская головка слетела с точёной шеи в потоках пурпурно-чёрной крови.
Слетела, но ненадолго. Невероятно вытянувшись, женская рука подхватила её и нахлобучила на место, затыкая кровавый фонтан. Снести руку обратным ударом или хотя бы отбить в сторону отрубленную голову путник не успел – усталость после долгого пути брала своё.
Окровавленное тело гуля почернело и раздулось втрое, покрываясь с головы до ног косматым мехом. Глаза-плошки блеснули свирепым золотым огнём.
– У тебя твёрдая рука и острый глаз, – опасливо прорычало чудище, уступая путь, – но мы ещё встретимся. Когда пойдёшь обратно! Я съем твоё мясо и выпью твою кровь, а потом обглодаю кости – как у всех остальных.
Мохнатая рука с когтистыми пальцами обвела горы белого щебня, и путник вздрогнул. Только теперь он понял, что шёл по раздробленным костям.
Скала джинна оказалась совсем недалеко, по ту сторону костяных россыпей. Серая и невзрачная, она едва выделялась среди других, но чем ближе, тем заметнее делались синеватые отблески из низкого пещерного входа.
Путник сглотнул горькую слюну, распухший язык в рту шуршал пересохшим пергаментом. Нет, пить ещё рано, воды должно хватить на обратный путь.
Опустившись на колени, он помолился. Встал, обернулся, обводя взглядом зловещие белые холмы, подёрнутые закатным багрянцем, затем подтянул засаленную куфию к самым глазам и решительно шагнул внутрь.
Синее пламя охватило его, закружило, швырнуло кувырком… и выбросило наружу. Проковыляв несколько шагов, он тяжело шлёпнулся на камни и забарахтался, пытаясь встать.
– Что с вами, эфенди? Вы целы? – подскочил незнакомец в белоснежной чалме и расшитом золотом халате.
Ещё несколько человек, одетые как слуги, подоспели на помощь, подняли на ноги. Тяжко отдуваясь и морщась от боли в боку, путник огляделся.
Скала возвышалась всё так же, но без всяких признаков входа – серая и гладкая. Между ней и костяными холмами стоял караван навьюченных верблюдов, рядом толпилась вооружённая охрана. Над дальними горами всходила круглая багровая луна.
В боку вдруг кольнуло так, что ноги снова чуть не подкосились. Мучительная слабость накатывала волнами, сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Путник опустил глаза, но не увидел своих ног: их скрывал уродливо обвисший живот.
– Я… я теперь богат? – сами собой вырвались слова.
Раззолоченный прислужник изумлённо вытаращился.
– Конечно, эфенди! Вы уже много лет богаче всех в провинции… Как вы себя чувствуете? Надеюсь, вам лучше?
Джинны никогда не лгут, просто не договаривают. Ну и что, разве он не был к этому готов? Сколько бы ни осталось жить ему самому, детей ждёт счастливое будущее. Скорее домой! Доченька… теперь у неё будет приданое!
Последние слова он невольно произнёс вслух, и золочёный вытаращился ещё пуще, растерянно переглядываясь со слугами.
– Ваша досточтимая дочь, эфенди, давно замужем!
"Третий раз, – ехидно подсказал хриплый голос в голове. – А сыновья ждут не дождутся твоей смерти, чтобы поделить наследство".
Песчаный вихрь поднялся, кружась на ветру, и осыпался, успев окатить свирепым пламенем золотых глаз.
– Куда эфенди прикажет держать путь дальше? – почтительно склонился караванщик.
– Не знаю… – Путник вновь обернулся к скале, но та выглядела столь же неприступной. Второй попытки не будет – как и сказано в старинном свитке. – Куда-нибудь, – убито пробормотал он, только теперь понимая всё.
Джинны не умеют лгать… но кому нужны их проклятые дары?!
Слуга подвёл верблюда с расшитым седлом и заставил опуститься на колени. Больной толстяк шагнул вперёд, но вдруг оттолкнул услужливые руки и застыл на месте, угрюмо свесив голову. Затем выхватил из-за пояса широкий кинжал, сверкающий драгоценными самоцветами, и торопливо, словно боясь передумать, воткнул себе в горло.
* * *
Выброшенный из пещеры могучим пинком, он споткнулся, но всё же сумел устоять на ногах. Огляделся – пусто, ни верблюдов, ни людей. Ясное дело – откуда у бедняка слуги? У всего есть цена, джинны не обманывают, но и своего не упустят. Кому об этом знать, как не ему!
Впереди холмы из белого щебня, за спиной всё та же скала… только пещеры в ней больше нет. Ну понятно – второй попытки не будет, как и говорил тот книгочей. А зачем? Умному и одной достаточно.
Он с удовольствием окинул взглядом своё крепкое жилистое тело и даже подпрыгнул, проверяя. Ничего не болит, ни капельки! И пускай лохмотья, ведь здоровье – это главное, остальное ещё успеем нажить.
Во рту пересохло, он снял с пояса кожаный бурдючок и разом его уполовинил. С удивлением вытянул из ножен меч, неловко повертел в руке. Да это же тот самый, прадедовский, заговорённый, который он продал много лет назад, чтобы добыть денег на свою первую сделку! Столько лет не верил ни в какую мистику, а оно вон как обернулось.
Теперь поживём… да ещё и без хищной постылой жены с детишками, которые только и делают, что тянут деньги! Интересно, что теперь скажет тот старик из посёлка, что бежал за караваном и уговаривал не ехать? Да ну его к гулям!
Здоровый бедняк вернул меч в ножны и решительно зашагал к белым холмам.
Ослиная история
Михаил Ковба
г. Екатеринбург
После окончания Магической Академии Ганса определили служить в Башню на самой границе. Несколько месяцев он плыл туда на корабле, и морской воздух продубил кожу. После – трясся в фургоне торговца, где даже его магические фолианты пропитались запахами кислой похлебки и лошадиных шкур.
В деревушке на границе дремучего леса Ганс выменял мантию, доставшуюся за отличную учёбу, на чахлого ишака и ступил на пыльный тракт. Местность пользовалась дурной славой: по весне, когда открывалось судоходство, дорога становилась единственной артерией, по которой в метрополию текли товары из загадочных Северных колоний. Дезертиры, бандиты и прочий отчаявшийся люд стягивались сюда, словно фейри на козье молоко. Поздней же осенью только израненные случайными ударами меча стволы, да белеющие сквозь золотой ковер листвы кости напоминали о сражениях.
Ганс нацепил рубаху в белых звездах, чтобы издалека было видно, что едет маг. Изможденный долгим путем, он не выглядел угрожающе: одежда висела мешком; сам
